Билеты. Вариант 2. Отношение современников

Билеты. Вариант 2.
Отношение современников

Отношение современников)"Вертера", хотя просветители, в лице Лессинга, отдавая должное таланту автора, с заметной сдержанностью приняли роман, как произведение, проповедующее безволие и пессимизм (см. bdquo;Вертер и вертеризм"). bdquo;Ифигения" же не дошла до штюрмеров, провозглашавших в 70-е гг. Г. своим вождем. Гердер весьма негодовал на то, что его бывший ученик эволюционировал в сторону классицизма (см. его исполненную выпадов по адресу классицизма Г. и Шиллера bdquo;Адрастею"). Большой интерес представляет отношение к Г. романтиков. Они отнеслись к нему двояко. Погруженному в классический мир Г. была объявлена жестокая война. Эллинизм, подсказывавший Г. резкие выпады против христианства (в bdquo;Венецианских эпиграммах", 67, Г. заявляет напр., что ему противны четыре вещи: bdquo;табачный дым, клопы, чеснок и крест". В bdquo;Коринфской невесте" христианство трактовано как мрачное, противное радостям земной жизни учение и пр.), был им враждебен. Зато автору bdquo;Гёца", bdquo;Вертера", bdquo;Фауста" (фрагмент), сказок (сказка из bdquo;Бесед немецких эмигрантов", bdquo;Новая Мелузина", bdquo;Новый Парис") и особенно bdquo;Годов ученья Вильгельма Мейстера", Гёте-иррационалисту они поклонялись с исключительным благоговением. А. В. Шлегель писал о сказках Гёте, как о bdquo;самых привлекательных из всех, какие когда-либо нисходили с небес фантазии на нашу убогую землю". В bdquo;Вильгельме Мейстере" романтики видели прообраз романтического романа. Техника тайны, загадочные образы Миньоны и арфиста, Вильгельм Мейстер, живущий в атмосфере театрального искусства, опыт введения стихотворений в прозаическую ткань романа, роман как коллекция высказываний автора по различным вопросам - все это находило в их лице восторженных ценителей."Вильгельм Мейстер" послужил исходной точкой для "Штернбальда" Тика, "Люцинды" Фридриха Шлегеля, "Генриха фон Офтердингена" Новалиса. Романтикам импонировал отказ Гёте от борьбы с феодальной действительностью. Зато писателей "Молодой Германии", выражавших взгляды либеральной, оппозиционно настроенной по отношению к феодализму буржуазии, это последнее обстоятельство оттолкнуло от Гёте. Подходя к нему как к мыслителю и не находя у него (особенно у зрелого Г.) либерально-демократических идей, они сделали попытку развенчать его не только как писателя (Менцель: "Г. не гений, а лишь талант"; Винбарг: "Яз. Г. - яз. придворного"), но и как человека, объявив его "бесчувственным эгоистом, к-рого могут любить только бесчувственные эгоисты" (Г. Бёрне) [ср. с этим мнение К. Маркса, в противоположность Менцелю и Бёрне, сделавшего попытку объяснить мировоззрение зрелого Г.: "Г. не был в силах победить немецкое убожество, наоборот, оно победило его, и эта победа убожества над величайшим немцем есть лучшее доказательство того, что немецкое убожество не могло быть побеждено bdquo;изнутри"" (из ст. К. Маркса о книге Грюна "Г. с человеческой точки зрения", 1846)].)"Г., Уланд и Прометей" восклицает, обращаясь к Г. и Уланду: "Что можете вы делать? Гулять при свете вечернего солнца. Где ваша борьба для водворения новых идей?" Гейне, исключительно высоко ценивший Г. как писателя, сравнивая в "Романтической школе" произведения Г. с прекрасными статуями, заявляет: "В них можно влюбиться, но они бесплодны. Поэзия Г. не порождает действия, как поэзия Шиллера.)". Характерно, что столетний юбилей Г. в 1849 прошёл по сравнению с шиллеровским [1859] весьма бледно. Интерес к Г. возрождается лишь в конце XIX в. Неоромантики (Ст. Георге и др.) возобновляют культ, кладут основание новому изучению Г. (Зиммель, Бурдах, Гундольф и др.), "отваряют" позднего Гёте, которым почти не интересовались литературоведы истекшего столетия.