Ермоленко Г. Н. Формы и функции иронии в философской повести Вольтера

Ермоленко Г. Н. Формы и функции иронии в философской повести Вольтера.

редактор Н. Т. Пахсарьян. М.: Экон-информ, 2004.) вербальные и невербальные, контактные и дистантные формы иронии. Ирония проявляется как на уровне фразы, так и на уровне фабулы и повествовательных структур.)"сознающий сам себя отрыв от объективности назвал себя иронией" [1]. В соответствии с этим по отношению к изображаемым в философской повести реалиям французского общества XVIII в. вольтеровская ирония выражает позицию просвещенного философа, сатирика, чья оценка состояния современных нравов колеблется от снисходительной насмешки до гневного сарказма. Противопоставляя свою позицию господствующим заблуждениям, Вольтер сатирически разоблачает общественное лицемерие. Подчеркивая свою оппозиционность по отношению к общепринятым нормам, он развенчивает философские и обывательские иллюзии относительно законов существования человека и его места в мире, бросая вызов условностям "приличного" общества.)"Мемнон, или Благоразумие людское" демонстрирует беспомощность перед порывами собственных страстей, но автор склонен винить в этом не его самого, а внешний мир, который его провоцирует и обманывает, ибо, как объясняет герою явившийся в финале добрый гений, совершенство для человека невозможно. Подобный тип снисходительной к человеческим слабостям иронии был характерен, как показали исследователи, для искусства рококо. Амбигитивная ирония рококо разрешает противоречия между идеальными устремлениями героя и его жизненным опытом [2].) она проявляется в формах скептической иронии рококо, диалектической (амбигитивной) иронии, сочетающей отрицание и утверждение.

В философском плане вольтеровская ирония отражает своеобразие авторского сознания. Поза философа-скептика и ироника выражает мировоззренческую позицию писателя.) Мальбранша и Спинозы. Но в каждый период взгляды Вольтера были далеки от системной завершенности. Как пишет Р. Помо в книге "Религия Вольтера", "философия Вольтера так же непостоянна, как сам Вольтер. Она существует в состоянии непрекращающегося кризиса. Последнее слово никогда не бывает произнесено, все в любой момент может оказаться под вопросом. Вольтер все подвергает сомнению" [3].)"дух систематизации" "ослепляет самых великих людей" и, поддавшись ему, они превращают философию в "увлекательный роман" [4]. Не доверяя системе, именуя ее "гипотезой", не достойной носить звание "истины" [5], он позитивно характеризовал философский эклектизм, дающий возможность усвоить лучшее из достигнутого человеческой мыслью [6], и верил в успех коллективных усилий в совместных поисках истины. Эта особенность взглядов Вольтера является одной из причин того, что он часто придавал своим трактатам форму философского диалога [7].) - это уже шаг вперед. Так, в трактате "Надо сделать выбор, или принцип действия" (1772) он изобразил дискуссию представителей различных философских и религиозных школ, а в заключительной главе, отказавшись резюмировать ее итоги, призвал всех мыслителей к объединению и совместным поискам истины в интересах человечества.) зла, роль страстей, конечная цель и смысл человеческой жизни, свобода и необходимость и т. п.). И чаще всего Вольтер уклоняется от категорического утверждения той или иной истины. Вместе с добрым брамином из одноименной повести автор резюмирует: "Иной раз я готов впасть в отчаяние при мысли, что после стольких исканий я не знаю, ни откуда я появился, ни что я такое, ни куда я иду, ни что со мною станется". Единственное, что утешает автора, как и героя, это открытость финала, дающая возможность продолжать философствовать. Раз вопрос не решен, значит "тут есть о чем поговорить". Этот вывод "Истории доброго брамина" можно рассматривать как скрытый стержень, на котором основана философская проблематика вольтеровской повести.

Жанровая модель философского диалога является элементом структуры повести. Дискуссии по вопросам философии включаются в текст [8]. На повествовательном уровне жанр философского диалога моделирует структуру сюжета, предназначенного для выявления законов миропорядка. Сюжеты и судьбы героев служат испытательным полигоном философских концепций. Рационалистическая природа жанра проявляется в доминирующем влиянии идейной концепции на композицию и структуру сюжета, в подчинении их задачам "проверки" той или иной философской идеи. В основе сюжетов лежит соединение логики философских построений и повествовательных приемов. Само по себе сюжетное событие играет роль примера, аргумента в цепи доказательств.

Сюжет получает, как правило, специфическое обрамление, задающие восприятие рассказанной истории как примера, подтверждающего или опровергающего те или иные философские истины. Обычно в экспозиции формулируется "задача", высказывается та или иная гипотеза относительно законов мироустройства, которая в ходе повествования "проверяется" и либо подтверждается, либо опровергается, что подчеркивается в авторском комментарии, следующем за развязкой. Обрамление задает метажанровые признаки текста.

В роли метажанра в данном случае выступает притча, жанровая модель которой иронически обыгрывается. Вольтеровской повести, как и притче, свойствен аллегоризм, герой ее является "субъектом этического выбора", стратегия сюжета сводится к "подысканию ответа к заданной задаче", стиль ее лаконичен, действие динамично [9]. Иногда опора на жанр притчи маркируется в тексте, как в повести 1747 г. "Мир, каков он есть, или Видение Бабука, записанное им самим", в финале которой автор отсылает читателя к Ветхому Завету, сравнивая своего героя с пророком Ионой, его ироническим, или пародическим двойником.

Второй вид "дедуктивного" построения вольтеровской повести - сюжет-дилемма, основанный на дизъюнкции и предполагающий выбор между двумя гипотетическими суждениями. Такой сюжет появляется в повестях конца 1750-х - начала 1760-х гг. "Кандид, или оптимизм" (1759) и "Белое и черное" (1764). В повестях "Белое и черное", "Жанно и Колен" сопоставляются два варианта судьбы и два типа поведения человека. В них также возникает проблема выбора, перенесенная в повести "Жанно и Колен" в социальную плоскость. На ситуации выбора основан и сюжет повести "Мир, каков он есть, или Видение Бабука, записанное им самим".

В ряде случаев в сюжете демонстрируется невозможность сделать однозначно правильный выбор. Так, в повести "Кандид, или оптимизм" противоположные позиции философского оптимизма и пессимизма персонифицированы в фигурах философов Панглоса и Мартена. На главного героя возлагается функция выбора между двумя полярными суждениями. Отказавшись от философии оптимизма, за которой стоит теория предустановленной гармонии Лейбница, Кандид не становится последователем философа-пессимиста Мартена (или Пьера Бейля, послужившего ему прообразом). Познав господство зла в мире и абсурдность мироустройства, он останавливается на пороге бездны, но не делает последнего шага, а находит спасительный компромисс в решении "возделывать свой сад". Этот вывод снимает противоречие между крайними воззрениями оптимиста Панглоса и пессимиста Мартена. Ирония финала не просто подчеркивает компромиссный характер решения проблемы, но становится своего рода повествовательной формулой сюжетного компромисса. Логической формулой сюжета в целом можно считать парадокс, ирония позволяет снять неразрешимое противоречие и в этом найти решение проблемы [10]. В данном случае ирония выполняет сюжетообразующую функцию, является формулой развязки и одновременно выражает философский релятивизм автора, его сомнение в праве любой философской системы претендовать на истину.

Одна из важнейших функций иронии в философской повести Вольтера - жанрообразующая. Повествовательная структура вольтеровской повести создается на основе существующих жанровых моделей и имеет гипертекстовую природу, включает элементы пародирования существующих жанров, прежде всего различных видов романа.

Так, в повести "Задиг, или Судьба", опубликованной в 1748 г., можно обнаружить ироническую стилизацию сюжетных мотивов, встречающихся в жанрах сказки, рыцарского и барочного романов. В основе линейного развертывания текста лежит сюжет испытаний, в котором герой, преодолевая трудности и совершая подвиги, подтверждает свое право на обладание высшими ценностями любви и власти. Об ориентации вольтеровской повести на эти жанры свидетельствуют, например, главы "Поединки" и "Загадки", где Задиг побеждает ложного героя Итобада, сражаясь с ним на рыцарском поединке и успешно разгадывая загадки великого мага.

Но жанровая схема романа испытаний переосмыслена в повести благодаря тому, что в качестве протагониста в ней выведен новый персонаж - философ, разоблачающий господствующие предрассудки. В результате в тексте иронически переосмысливаются традиционные мотивы. Так, например, вместо сражения с чудовищем, встречающегося в сказках и рыцарских романах, Вольтер включает в повесть эпизод, в котором философ доказывает, что чудовищ не существует (эпизод с василиском).