Любовь в поэзии маяковского

Сочинения по литературе: Любовь в поэзии маяковского

Я свое, земное,

не дожил,

на земле

свое не долюбил.

В. Маяковский

Жизнь В. В. Маяковского со всеми ее радостями и горестями, болью и отчаянием — в его стихах. Произведения поэта рассказывают нам о жизни поэта, о его любви, о том, когда и какой она была.

В самых ранних стихотворениях ("Я", "Любовь", трагедия "Владимир Маяковский") о любви говорится вне связи с личными переживаниями поэта. Но вот вы открываете поэму "Облако в штанах" — и вас сразу охватывает тревожное ощущение большой и страстной любви:

Нежные!

Вы любовь на скрипки лежите.

Любовь на литавры ложит грубый.

А себя, как я, вывернуть не можете,

чтобы были одни сплошные губы!

И дальше с той же трагической силой поэт рассказывает о своей безответной любви, жарким пламенем охватившей его сердце, причинившей ему мучительную, нестерпимую боль:

Мама!

Ваш сын прекрасно болен!

Мама!

У него пожар сердца.

Эта трагическая любовь не выдумана. Поэт настойчиво убеждает нас в правдивости переживаний, описанных в поэме:

Вы думаете, это бредит малярия?

Это было, было в Одессе.

"Приду в четыре",— сказала Мария.

Восемь. Девять. Десять...

И вот,

громадный,

горблюсь в окне,

плавлю лбом стекло окошенное.

Будет любовь или нет?..

Да! Любовь была, и он горел в ней ярким пламенем. Давид Бурлюк, вместе с Маяковским выступавший в 1914 году в Одессе, в своих воспоминаниях говорит, что первой любовью Маяковского была Мария, которую он встретил в Одессе. Поэт Василий Каменский, бывший вместе с ним в Одессе, рассказывает об этом гораздо подробнее: "Маяковский влюбился здесь в красавицу Марию Александровну... Взволнованный, взметенный вихрем любовных переживаний, после первых свиданий с Марией он влетал к нам в гостиницу этаким праздничным весенним морским ветром и восторженно повторял: „Вот это девушка! Вот это девушка!""

Василий Каменский же рассказывает о трагическом исходе первой любви Маяковского и о том, что позже, вспоминая, что было в Одессе, поэт с горечью сказал: "Любить нельзя — масса тяжелых неприятностей".

Из других источников известно, что между Маяковским и Марией встало препятствие, одно из тех, которые порождались тогдашней общественной жизнью, социальными условиями, основанными на неравенстве людей, на господстве материальных расчетов или обывательских предрассудков. В поэме этому дано очень краткое объяснение словами самой Марии, но мы почему-то надолго запоминаем эти убийственные строки:

Вошла ты,

резкая, как "нате!",

муча перчатки замш,

сказала:

"Знаете —

я выхожу замуж".

Но вот еще что известно: после смерти Маяковского эта женщина (М. А. Щаденко, в девичестве Денисова) создала один из первых скульптурных портретов Маяковского.

Пути любви неисповедимы, и приносит она поэту чаще всего боль и горе. В поэме "Флейта-позвоночник" (1915), как и в "Облаке...", звучит не радость любви, а отчаяние:

Версты улиц взмахами шагов мну.

Куда уйду я, этот ад тая!

Какому небесному Гофману

выдумалась ты, проклятая?!

И, обращаясь к Богу, поэт требует:

...слышишь!—

убери проклятую ту,

которую сделал моей любимой!

О том, что поэт не нашел в любви своего счастья, с горечью говорит он и в поэме "Человек":

Гремят на мне

наручники, любви тысячелетия...

Любовь предстает здесь в образах,

выражающих одно лишь страдание:

И только боль моя острей — стою,

огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви.

В стихах, обращенных к любимой, столько страсти, нежности и вместе с тем сомнений... В них слышится даже протест, даже отрицание любви:

Любовь! Только в моем

воспаленном мозгу была ты!

Глупой комедии

остановите ход!

Смотрите —

срываю игрушки-латы

я,

величайший Дон-Кихот!

В начале 1929 года в журнале "Молодая гвардия" появляется стихотворение "Письмо т. Кострову из Парижа о сущности любви": в сердце поэта родилась новая любовь, "опять в работу пущен сердца выстывший мотор". Это была встреча с Татьяной Яковлевой, и любовь была взаимной.

"Письмо т. Кострову..." и опубликованное много лет спустя "Письмо Татьяне Яковлевой" несут в себе новые настроения, новые интонации. В них уже нет надрыва и тоски. "Письмо т. Кострову..." радостно, проникнуто счастливым ощущением большой, настоящей любви:

...как на свиданье,

простаивая, прислушиваюсь:

любовь загудит — человеческая,

простая...

Вместе с тем это философское произведение, где любовь рассматривается и оценивается не только с личной, но и с общественной точки зрения. К такому глубокому осмыслению любви Маяковский пришел еще в пору работы над поэмой "Про это". Тогда он писал: "Исчерпывает ли для меня любовь все? Все, но только иначе. Любовь — это сердце всего. Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным. Но если сердце работает, оно не может проявляться во всем... если нет "деятельности", я мертв... Любовь не установишь никакими "должен", никакими "нельзя" — только свободным соревнованием со всем миром".

В самой же поэме он мечтал об огромной, всеохватывающей любви:

Чтоб не было любви — служанки замужеств,

похоти,

хлебов. Постели прокляв,

встав с лежанки,

чтоб всей вселенной шла любовь.

Теперь эта идея возвышенной любви несколько "приземлена", и само определение ее стало конкретнее:

Любить — это с простынь,

бессонницей рваных, срываться,

ревнуя к Копернику, его,

а не мужа Марьи Иванны, считая

своим соперником.

Любовь поэта — это не только личное. Она вдохновляла его на борьбу и творчество, воплощаясь в поэтические шедевры:

Нам любовь

не рай да кущи, нам любовь

гудит про то,

что опять в работу пущен

сердца

выстывший мотор.

Гордость и ласка звучат в строках "Письма Татьяне Яковлевой":

Ты одна мне

ростом вровень, стань же рядом

с бровью брови...

И даже конец стихотворения, в котором чувствуется конфликт, звучит без отчаяния. Здесь лишь обида и уверенность в том, что любовь в конце концов победит:

Ты не думай,

щурясь просто из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда,

иди на перекресток моих больших

и неуклюжих рук. Не хочешь?

Оставайся и зимуй, и это

оскорбление

на общий счет нанижем. Я все равно

тебя

когда-нибудь возьму — одну

или вдвоем с Парижем.

Маяковский был по складу своего характера лириком. У него было слишком ранимое сердце. Он сам говорил об этом в поэме "Люблю":

У прочих знаю сердца дом я

Оно в груди — любому известно!

На мне ж с ума сошла анатомия.

Сплошное сердце — гудит повсеместно...

Больше чем можно,

больше чем надо —

будто

поэтовым бредом во сне навис —

комок сердечный разросся громадой:

громада любовь,

громада ненависть...

Эти строки написаны в 1916 году, но и спустя десять — двенадцать лет, до самых последних дней жизни, он жаждал любви.

"У такого человека,— с грустью писала художница Е. А. Лавинская,— не было места, где бы ласковые руки жены или близкого друга освободили его хоть немного от него самого". Он надеялся найти такого друга в Татьяне Яковлевой. Но... увы.

В предсмертном письме, написанном за два дня до рокового выстрела и адресованном "Всем", поэт в последний раз говорит о любви: "В том, что умираю, не вините никого и, пожалуйста, не сплетничайте. Покойник этого ужасно не любил..."

Как говорят —

"инцидент исперчен", Любовная лодка

разбилась о быт. Я с жизнью в расчете,

и не к чему перечень взаимных болей,

бед

и обид...

Этими словами сказано очень многое о страстной, мятущейся, одинокой душе, о жизни, прекрасной и трагической, и о разбивающем сердца черном слове "быт", за которым просматривается страшная действительность несбывшихся надежд, ведущая к еще более страшному времени тридцать седьмого года.