Писатели Франции. Э. Линецкая. Никола Буало (1636—1711)
Писатели Франции.
Э. Линецкая. Никола Буало (1636—1711)
Э. Линецкая.
НИКОЛА БУАЛО (1636—1711)
Источник: Литература Западной Европы 17 века - надутым и чопорным. В середине XVII века все бездарные писаки ненавидели его смертной ненавистью. К концу того же века он стал непререкаемым судьей в вопросах литературы. В XVIII веке влияние его распространилось на Англию, Германию, Россию. У нас его в 1752 году переводил Тредиаковский, а его собственная страна уже спорила с ним и даже над ним подтрунивала. Впрочем, Вольтер, скрывая под иронической улыбкой уважение к Буало, шутил: «Остережемся бранить Никола, не то быть беде».
Источник: Литература Западной Европы 17 века - умом здравым и резким и мощным талантом, обнародовал свой коран (то есть «Поэтическое искусство». — Э. Л.), и французская словесность ему покорилась». К концу XIX века Буало стали совсем забывать. Теперь о нем вспоминают только в истории литературы.
Такова судьба человека, для которого вся жизнь заключалась в литературе вообще и в поэзии в частности.
Источник: Литература Западной Европы 17 века - лет спустя Буало (Депрео, как его звали современники), уже прославленный поэт и теоретик классицизма, писал о себе:
Я юной матери в младенчестве лишился, Через шестнадцать лет навек с отцом простился И смело в жизнь вступил, самим собой ведом (1). 1. Стихи переведены автором очерка.
Источник: Литература Западной Европы 17 века - отдавая предпочтение писателям древности, особенно Гомеру, Вергилию и Горацию. Этой склонности он остался верен до конца своей жизни. Приблизительно к тому же времени относятся и его первые стихотворные опыты, среди них была даже трагедия. Преподаватели хвалили их, но сам Буало потом скромно умалчивал об этих юношеских пробах пера.
Источник: Литература Западной Европы 17 века - не спешил. В 1657 году умер его отец, оставив Буало небольшое, но достаточное для независимой жизни состояние, а так как единственной, поистине всепоглощающей страстью Никола была литература, он немедленно отказался от адвокатской карьеры и с тех пор уже ничем, кроме литературных дел, не занимался. А дела, как он полагал — да так оно и было в действительности, — его ожидали немаловажные. Начал он не с пустого места.
Источник: Литература Западной Европы 17 века - и плавность, потребовав от лексики суховатой чистоты, от синтаксиса — четкости. Продолжая в какой- то степени традиции Ронсара, он вместе с тем вплотную подошел к поэтике классицизма, с которой навсегда связал свое имя Буало, горячий поклонник Малерба, впоследствии написавший о нем:
Источник: Литература Западной Европы 17 века - и скверны, Он вкус образовал взыскательный и верный... («Поэтическое искусство»)
Источник: Литература Западной Европы 17 века - на весь мир книжечку «Рассуждение о методе» с ее знаменитым «мыслю — значит, существую» и изложил принципы рационалистической философии, которые легли в основу эстетики классицизма.
Источник: Литература Западной Европы 17 века - могли четко сформулировать.
Впрочем, в 1657 году не мог сформулировать этого и Буало. Были у него убеждения (античные авторы прекрасны, это идеал, к которому надо стремиться). Были антипатии (Шаплен, автор неимоверно скучной эпопеи «Девственница», мадемуазель де Скюдери, написавшая к тому времени нескончаемый, слащавый роман «Великий Кир», и прочие авторы в подобном роде никуда не годятся). Были, наконец, и пристрастия (Корнель, великий писатель). Но все это требовало размышлений и проверки. Буало по- прежнему много читал, наведывался в литературные салоны, а ими в то время Париж кишмя кишел. Побывал он и в знаменитом салоне маркизы де Рамбулье, читал там что- то свое, но, видимо, понравился завсегдатаям не больше, чем они ему. Постепенно у него образовался тесный круг друзей и единомышленников — не слишком известных или совсем безвестных писателей, в которых Буало, наделенный безошибочным чутьем критика, сразу распознал людей истинно талантливых. Их имена — Расин, Лафонтен, Мольер. Вместе с Буало они образовали ту «великую четверку», сборища которой Лафонтен так любовно описал в романе «Психея».
Они были тогда молоды — Мольеру, который был на полтора десятка лет старше остальных, едва исполнилось сорок, — вольнодумно настроены, любили соленую шутку, острое словцо и время проводили отнюдь не скучно: собирались в парижских кабачках, много пили, вкусно ели, дурачились, сочиняли пародии на литературных противников, делились замыслами (здесь, кстати, родился замысел расиновских «Сутяг», причем Буало, отлично знавший нравы судейских, даже придумал несколько сцен), читали друг другу свои новые творения и критиковали их сурово и нелицеприятно. Это содружество было необычайно плодотворно для его членов, и, хотя из- за ссоры Расина с Мольером оно довольно быстро распалось, Буало сохранил добрые отношения со всеми тремя, особенно же с Расином.
Источник: Литература Западной Европы 17 века - пройдох, а талантливые люди прозябают в нищете.
К этому времени окончательно сложились его литературные взгляды. Он еще не формулирует положительной программы, но уже очевидно, с какими литературными явлениями он намерен бороться.
Прежде всего, считает он, следует расправиться с авторами слащавых вычурных стишков «на случай», с сочинителями романов, в которых невероятные происшествия нагромождаются одно на другое, а герои разговаривают таким языком, каким никогда, ни при каких обстоятельствах не разговаривают нормальные люди, — словом, с так называемой прециозной литературой, в то время очень популярной. Второй удар следует нанести бурлеску, жанру демократическому, грубоватому, нередко пародировавшему античных авторов, чего уже никак не мог стерпеть Буало. Все это подделки под настоящую литературу, мешающие ее развитию. Их надо истребить. В течение следующих десяти лет он написал девять сатир, стансы, посвященные Мольеру (в защиту его комедии «Школа жен»), критический разбор «Жокондо» Лафонтена и прозаический памфлет на прециозных писателей «О героях романов».
В своих сатирах Буало касается многих важных тем. Он называет безумцем завоевателя, который, вместо того чтобы мирно и мудро править своими владениями, Идет на мир войной, земле наносит раны, Своим безумием опустошая страны,
клеймит и стяжателя, и скрягу, и кичливого вельможу. Для своей эпохи Буало смел, порой даже дерзок. При этом, о чем бы ни шла речь, он всегда ухитряется, кстати и некстати, ввернуть ехидное словцо против ненавистных ему виршеплетов. Настойчиво, даже навязчиво возвращается он к именам Пельтье, Прадона, Скюдери, Кольте и многих других жеманных, скучных или попросту бездарных литераторов. В VII сатире он так и пишет:
Берусь писать хвалу — все рифмы убегают... Но чуть начну бранить — и нет от рифм отбою: Вот тут я становлюсь поэтом и собою.
В сатирах Буало много прелестных и острых афоризмов, до сих пор живущих во французском языке, вроде знаменитого
Я более всего чту точность на земле: Котом зову кота, плутом зову Роле.
Особое место среди сатир Буало занимают III сатира «Об одном нелепом обеде» и VI — «О том, как затруднительно жить в Париже». Тут Буало показывает себя мастером реалистических зарисовок, совсем в духе фламандских художников. Он не обладает лукавым юмором и поэтическим воображением Лафонтена, у него и в помине нет глубины Мольера, он ничего не может придумать, но благодаря острой наблюдательности умеет порой изобразить вещи так живо, что читатель их видит.
К этому же периоду относится и памфлет Буало «Герои романов», в котором он беспощадно разделывается со своими литературными противниками. Этот столь академический, с точки зрения читателей XX века, поэт был неистовым борцом за литературу. Он никого и ничего не боялся, готов был сразиться с любым, самым влиятельным врагом и делал это не из- за угла, а открыто. Его не мучила зависть, не мешали спать чужие лавры, — он просто любил поэзию.
Свои произведения Буало читал друзьям, а потом в списках они расходились по Парижу. Только после того, как кто- то в Руане «воровски» издал его сатиры, он решил их напечатать. Первое издание появилось в 1666 году и наделало много шума. Читатели веселились, обиженные авторы негодовали, Буало был доволен. Он нажил множество врагов, которые изощрялись в нападках на него, называли его не Депрео, а Девиперо (от французского слова vipere — гадюка), но им это не помогало: над ними по- прежнему смеялись. Теперь множество знатных вельмож искало общества отнюдь не знатного Буало: он был умен, остроумен, общителен, и в нем не было ни тени искательства. Его нельзя было не уважать. И его талант и его идеи достигли полной зрелости. Он вступает в самую творчески плодовитую пору своей жизни.
